Казалось, непросто найти дело, которое могло бы составить конкуренцию подробно освещаемому “Ракурсом” процесса в Высшем антикоррупционном суде в номинации “Количество нарушений закона и фальсификаций со стороны правоохранителей”. Впрочем, оказалось, что жесткий стиль антикоррупционеров уверенно набирает обороты и самые сомнительные практики становятся обычными.
Об этом свидетельствует еще одна история – дело Владимира Орлова (уголовное производство № 52024000000000222).
Краеугольные черты обоих процессов похожи и указывают на то, что мы наблюдаем не просто совпадение, а отработанный стиль правоохранителей.
Пострадавших нет, причиненного вреда – нет, предмета неправомерной выгоды днем с огнем не нашли, не хватает даже предложения взятки или обещания оказать услугу. А вот дело – есть. И есть намерение привлечь к ответственности. В случае с Владимиром Орловым – по ч. 4 ст. 368 Уголовного кодекса Украины (принятие предложения, обещания или получение неправомерной выгоды должностным лицом), предусматривающее от 8 до 12 лет лишения свободы с конфискацией имущества.
Так же, как это должен делать суд, мы исходим только из того, какие доказательства содержатся в материалах дела. Давайте посмотрим на факты. А они показательны.
За участок деньги, или Легенда о взятках
В начале прошлого года к Владимиру Орлову, занимавшему должность первого заместителя председателя Днепропетровской областной военной администрации (ОВА) пришел его давний знакомый Алексей. Они были знакомы больше 10 лет, хотя не общались уже давно. Алексей посетил как военнослужащий, попросил помочь его подразделению с автомобилем. Орлов просьбу выполнил, за что получил благодарность воинской части.
Но впоследствии Алексей начал сыпать одна за другой грандиозными бизнес-идеями, словно из рога изобилия. Каждый раз он нуждался в содействии Владимира. То просил помощи с продажей карьера в Киевской области, то принялся реализовывать активы Константина Жеваго. В заключение Алексей прибыл с просьбой подписать документ, давно ожидавший согласования в ОВА. Речь шла о выделении определенному предприятию 19 га земли в длительное использование.
Понятно, что такие вопросы принадлежали к компетенции главы Днепропетровской ОВА Сергея Лысака. (Того самого, что сейчас оказался в Одессе вместо неоднозначного, но законно избранного одесситами Труханова, зачищенного высшей политической властью с помощью на коленках нарисованного паспорта).
И вот что интересно: ходоки, ходатайствовавшие за те 19 гектаров, всегда безошибочно наносили визиты только тогда, когда руководителя ОВА на месте не было. За 3 месяца такое удивительное совпадение случилось, ни много ни мало – 29 раз! Только начальник за порог – визитеры появлялись как черт из табакерки и направлялись к Орлову, исполняющему обязанности руководителя на время его командировок и отпусков.
Каждый раз настойчивые гости получали отказ, несмотря на заверения, что «там» (палец в потолок) уже решен.
Сейчас уже экс-заместитель руководителя Днепропетровской ОВ Владимир Орлов рассказывает: «Алексей намекал, что вопросы согласовали с Лисаком. После нашего разговора мне лично звонил по телефону Лысак и угрожал за то, что я выясняю этот вопрос». Сегодня Орлов уверен в сговоре между бывшим должностным лицом Службы безопасности Украины Лисаком, который задействовал свои старые контакты, и просителями.
Тогда же навязчивые визиты окончились ничем. А впоследствии Орлов уволился по собственному желанию.
24 октября 2024 года НАБУ объявило о подозрении Орлову в требовании 200 тыс. долларов США за предоставление в аренду лесного участка площадью 19 гектаров. На следующий день Высший антикоррупционный суд избрал Орлову меру пресечения в виде залога в размере 15 млн гривен, впоследствии увеличив ее до 22,7 млн.
На самом деле передачи денег так и не произошло, принятие предложения по харабю не произошло, землю никто не получил, а именно предприятие, ранее обращавшееся за ее оформлением, подало повторный запрос и снова…. получило отказ.
Следователи НАБУ 6 месяцев приобщали к материалам дела запись прослушивания за июль 2024 года. Запись, безусловно, интересная. Прежде всего, тем, что на нем Орлов трижды отказывал визитеру в решении вопроса.
Более того, реплики, где Орлов четко отказывает провокатору, НАБУ обозначает в расшифровках словом «неразборчиво». Ну «баба не слышит», что тут поделаешь…
Итак, все, на чем могло бы держаться дело против Орлова, по которому не предоставлено ни одного реального доказательства, – это показания обличителя. Поэтому сущность этих свидетельств, личность обличителя и его мотивы имеют решающее значение.
«Мата Хари» от НАБУ
Так называемые разоблачители все чаще становятся чуть ли не главной фишкой, настоящим ноу-хау антикоррупционеров. Так называемые, потому что ни первому, ни во втором описываемом процессе обличителями ни с точки зрения здравого смысла, ни в понимании соответствующего закона они не есть и быть не могут. В то же время смахивает на то, что обязательной характеристикой обличителя является: крепко быть на крючке у правоохранительных органов (по меньшей мере – под подозрением, оптимально – старое дело или судимость и новое подозрение), а еще очень приветствуется… «русский след».
В общем по доброй воле, от нечего делать или просто исключительно из-за чувства обостренной справедливости мало кто из граждан уйдет в обличители. В значительной степени соответствующий украинский закон выписан под тех, кто готов дать разоблачительные показания, причастный к той или иной незаконной деятельности. Ибо это только в американском кино случайный прохожий, став свидетелем преступления, готов давать показания против мафии, пойти под программу защиты свидетелей, сменив личность, место жительства, круг общения и лица. В реальной жизни обычно получается так, что для того, чтобы давать подобные показания, следует иметь еще какие-то аргументы, кроме прекрасного желания поступить правильно. И у «разоблачителя» по делу Орлова таких аргументов — вагон и маленькая тележка. Ведь у того, кто находится в тисках правоохранителей, люфт для свободы действий невелик.
В то же время для НАБУ дело по статье о мошенничестве подопечного – гарантия надежности и провокатора, которого можно попытаться выдать за обличителя.
Вообще-то послужной список Алексея своеобразен, но солидный. В частности, 2 года назад он обвинил экс-председателя Государственной судебной администрации Алексея Сальникова в подстрекательстве его к передаче взятки судьям Верховного суда. Согласитесь, это уровень. И Последовательная, так сказать, гражданская позиция, которая уже приобрела признаки профессиональной деятельности.
СМИ утверждают, что в свое время агент или же добровольный помощник НАБУ работал и на российских федералов. Но не уточняют, по понятным причинам, прошло ли уже то время окончательно. Если это правда, досадная, хотя и не понявшая до конца роль в этом деле боевого генерала Лысака. Несомненно, только одно – он является действующим лицом этой истории.
«Обличитель», зафиксированный в материалах дела как Алексей Тороп, он же – Гончар, он же Шевченко, он же Карпенко, по словам защитников обвиняемого, дает противоречивые показания. Что, в принципе, не удивительно, здесь пойди удержи в голове собственные псевдонимы, на «оперативные легенды» не остается места.
Защитники обвиняемого деликатно утверждают, что, судя по всему, в данном случае могла иметь место провокация. Постороннему наблюдателю очевидно, что именно это безобразное, а еще и уголовно наказуемое деяние было наверняка. Агент НАБУ и представители самого Бюро фактически совершили преступление – провокацию подкупа. И, как положено… сами себя задокументировали.
Очевидно, что это становится уже у антикоррупционеров плохой привычкой – идти в суд не с чем. То есть с записями, которые невозможно переслушать, не засыпая, но они – ни о чем, если говорить в контексте обвинения, или же в ключевых местах которых, как назло, ничего невозможно услышать. Подпирается это ничто откровенными наглыми фальсификациями.
С большим или меньшим успехом все это пытаются хотя бы частично закамуфлировать путем проведения закрытого заседания (по крайней мере, во время допроса свидетеля обвинения) или прекращения трансляции по надуманным причинам, хотя обвиняемые просят о полной гласности.
Кстати, Европейский суд по правам человека признает возможность проведения судебного разбирательства в закрытом режиме только тогда, когда этого требуют исключительные обстоятельства, например мораль, публичный порядок, интересы национальной безопасности или защита частной жизни участников процесса. И даже тогда закрытость должна применяться только в объеме, который строго необходим для защиты важного общественного интереса, и национальные суды обязаны предоставить четкое, индивидуализированное обоснование соответствующего решения.
Из всего этого набора исключений к делу Орлова подходит разве что мораль, и то далеко не в значении, заложенном законодателем. А в смысле – недостойно гражданам наблюдать, что творят порой правоохранительные органы. Вот и вся мораль. Потому что приведенные в материалах дела размышления о безопасности свидетеля, которого обвиняемый знает более 10 лет, не выдерживают никакой критики.
Мониторинговая миссия из специалистов, наблюдавших судебный процесс, отметила в своем отчете: “Хотя закрытое судебное заседание было назначено по соображениям безопасности свидетеля, допрос фактически проводился в обычном зале судебных заседаний, без заметных признаков обеспечения конфиденциальности, а лицо свидетеля, как следует из материалов дела1, известна об2. отсутствием обоснованных доказательств реальных угроз или конкретных мер безопасности, такая ситуация вызывает обоснованные сомнения относительно целесообразности и пропорциональности ограничения публичного характера слушаний”. И с этим тяжело не согласиться.
Что ж, сейчас слово за судом.
