Что надо знать о кризисе, или уже даже катастрофе в отношениях Украины и Польши

Весной 2022 года президенты Зеленский и Дуда говорили о том, что польско-украинская граница стала формальностью, а со временем ее и вовсе не будет.

Польско-украинская катастрофа. Что дальше?

Я верю, что, как пророчески говорил Владимир Зеленский, между Польшей и Украиной в будущем не будет границы… Анджей Дуда (3 мая 2022 года)

Мы провалили этот экзамен. Один из важнейших и одновременно, казалось бы, самых легких экзаменов, которые предстали перед нами после 24 февраля 2022 года. Легчайших — ведь после беспрецедентной солидарности, которую проявили поляки в отношении украинцев и Украины в первые месяцы полномасштабной войны, создавалось впечатление, что теперь решение всех наших двусторонних проблем — вещь самоочевидная.

Появились даже иллюзии относительно создания контуров балтийско-черноморского союза, о котором так любят время от времени говорить украинские эксперты и даже экс-президенты. И, очевидно, это правильно — не надо быть геополитиком, достаточно лишь посмотреть на карту и вспомнить историю, чтобы заметить, что более-менее долговременная и стабильная государственность на нашей территории была только в рамках большого объединения от Балтийского до Черного моря — говорим мы о Киевской Руси или о Великом княжестве Литовском.

Зато как только начинались междоусобицы, мы сразу становились частью больших, чужих нам империй — то ли с Востока, то ли с Запада. Впрочем, красивые и исторически значимые декларации разбиваются о прозу будничной жизни, которая требует компромиссов, готовности выслушать другую точку зрения, пойти на уступки, возможно, даже потерять деньги и в конце концов измениться.

Весной 2022 года президенты Зеленский и Дуда говорили о том, что польско-украинская граница стала формальностью, а впоследствии ее и вовсе не будет. В феврале 2024 года граница не только существует, — ее блокируют, на ней демонстративно высыпают на асфальт украинское зерно и ездит тракторист с обращением к Путину «навести порядок». Иначе, чем катастрофой, это назвать трудно.

Что привело к этой катастрофе и можно ли было ее избежать? О различиях между агрорынками Польши и Украины, крупными украинскими латифундистами и мелкими польскими фермерами, транзите зерна, которое «странным образом» начало попадать на польский рынок, — обо всем этом в украинском информационном пространстве говорили уже много. Впрочем, это можно считать причиной экономического спора, но не общественного и политического напряжения, которое длится уже более полугода.

Согласитесь, что далеко не каждый экономический спор перерастает в такой долговременный кризис. В конце концов, могли бы отдельные группы фермеров или перевозчиков заблокировать польско-украинскую границу, скажем, в марте 2022 года? В те дни, когда поляки массово встречали украинцев на вокзалах своих городов, селили в своих квартирах и проявляли, пожалуй, наибольшую солидарность со времен создания одноименного профсоюза 1980 года.

Вряд ли тогда блокада границы была бы возможной. Почему же то же общество теперь либо молчит, либо занимает позицию «не все так однозначно» по поводу блокады границы? Значит, причина глубже и глобальнее, чем одно лишь столкновение экономических интересов. Украина потеряла доверие и благосклонность польского общества, — и именно это сделало возможным тот факт, что блокада границы стала элементом внутриполитической польской игры, а польские правительства (как Моравецкого, так и Туска) остаются поразительно пассивными в отношении этой проблемы.

Как так произошло? Как за два года мы дошли от беспрецедентной солидарности поляков с украинцами до недоверия такого уровня, что делает возможной блокаду границы во время войны? Чтобы попытаться это понять, стоит пройтись по траектории польско-украинских отношений в течение последних двух лет. Траекторией, которая, к сожалению, стала спиралью катастрофы.

Период первый. Положительный

Полномасштабное российское вторжение на время нивелировало все многолетние споры между Польшей и Украиной. Перед лицом экзистенциальной катастрофы просто неуместно продолжать споры о разном видении отдельных исторических персонажей. Поэтому эта тема тогда исчезла из двусторонней повестки дня.

Зато появилось огромных масштабов волонтерское движение по поддержке украинцев, которые бежали в Польшу от войны. Недавно мне пришлось побывать на студенческой конференции, тематически никак не связанной с Украиной.

И один из лекторов спросил у аудитории — молодых поляков из разных регионов страны, — кто из них был вовлечен в помощь украинцам два года назад. Руки подняли все. И это замечательная (а главное — довольно типичная) иллюстрация масштабов волонтерской деятельности поляков весной 2022 года. Некоторые называют это «вторым чудом польской солидарности» (первое — 1980-е годы и события, связанные с профсоюзом «Солидарность»).

15 марта премьер Матеуш Моравецкий и лидер ПиС Ярослав Качиньский вместе с премьером Словении Янезом Яншей и премьером Чехии Петером Фиалой стали первыми европейскими политиками топ-уровня, которые совершили визит в Киев после начала полномасштабного вторжения.

Тогда же Качиньский стал первым и единственным западным политиком, который предложил ввести в Украину миротворческую миссию НАТО. В апреле Анджей Дуда вместе с президентами стран Балтии стал первым президентом, который приехал в Киев после 24 февраля 2022 года.

А визит Дуды в Киев 22 мая, когда он выступил в Верховной Раде с предложением нового добрососедского соглашения и финансирования послевоенного восстановления Украины за счет замороженных российских денег, польская пресса описала как исторический, а многие эксперты называли это долгожданным положительным переломом в польско-украинских отношениях.

Тот период был прекрасным окном возможностей, чтобы раз и навсегда закрыть все исторические споры, разделяющие поляков и украинцев. Отчасти поляки ждали определенного жеста от украинской стороны 11 июля — в день памяти жертв Волынской трагедии.

Такой жест действительно был — именно в этот день Владимир Зеленский подписал закон о расширении прав граждан Польши в Украине (этот закон отражал ранее принятый польский закон в отношении граждан Украины). Впрочем, это не был жест, который мог окончательно закрыть тему Волыни, лишь полунамек на желание.

Непосредственно о Волынской трагедии украинская власть решила промолчать. Да и принятие этого закона стало скорее дипломатической формальностью, чем реальной поддержкой, — потому что сколько поляков реально желали получить вид на жительство в Украине в 2022 году?

Перелом

Переломным моментом, когда начало уменьшаться доверие к Украине среди польских элит и общества, часто называют инцидент с падением ракеты в Пшеводуве (в частности, об этом пишет, ссылаясь на источники в окружении тогдашнего правительства Польши, журналист Збигнев Парафиянович в книге «Польша на войне»). Точнее, не сам инцидент, а реакция на него украинской власти.

Категорическое отрицание самой возможности того, что это была ракета украинской ПВО, не только противоречило официальной позиции Польши, но и сделало невозможным формирование определенной общей польско-украинской позиции по этому инциденту. Ведь тогдашний министр обороны Польши Мариуш Блащак, учитывая этот инцидент, выдвинул предложение, чтобы предложенные в тот период Польше немецкие ЗРК «Пэтриот» были переданы Украине и выставлены вдоль польско-украинской границы.

Если бы украинская сторона тогда поддержала это предложение, можно было бы сформировать общий восточноевропейский (нет сомнений, что те же страны Балтии присоединились бы к такой польско-украинской инициативе) дипломатический голос, который был бы мощным инструментом давления на западные правительства для ускорения поставок оружия Украине. Но Киев пошел на конфронтацию с Варшавой, от которой не выиграл никто. Польская прокуратура приостановила следствие по падению ракеты в Пшеводуве в январе 2024 года. В официальном заявлении сказано, что следствие приостановлено из-за… отсутствия сотрудничества с украинской стороной.

Неуместный символизм

Инцидент в Пшеводуве стал началом изменения тенденции в двусторонних отношениях, но еще далеко было до сегодняшнего катастрофического недостатка доверия. В течение 2023 года произошло несколько чрезвычайно неуместных с точки зрения символизма и медийной огласки шагов, которые эту тенденцию значительно ускорили.

В мае тогдашний представитель польского МИД Лукаш Ясина в одном из интервью на вопрос журналистки «Должен ли Зеленский извиниться за Волынь?» (напомню, что в 2023 году выпала круглая, 80-я годовщина начала Волынской трагедии) ответил, что «президент Зеленский должен взять на себя большую ответственность».

И вряд ли на это интервью кто-то обратил бы серьезное внимание, если бы не непропорционально жесткая реакция посла Украины в Польше Василия Зварича, который на следующий день не только обвинил Ясину в попытке навязывать президенту Украины, что тот должен делать, но и подчеркнул безальтернативность формулы «прощаем и просим прощения» (которая вообще-то является не польско-украинской, а немецко-польской и появилась совсем в другом контексте) в вопросе польско-украинского исторического примирения.

Дошло до медийного скандала, большинство польских СМИ опубликовали высказывание украинского посла, и накануне круглой годовщины была создана атмосфера, которая точно не способствовала окончательному примирению.

Позже было неплохое и многообещающее выступление в Сейме спикера ВРУ Руслана Стефанчука, который говорил о необходимости наполнить вышеупомянутую формулу реальным смыслом, а дальше… ничего. 11 июля в Луцке состоялись торжества с участием Дуды и Зеленского, но никакой новой формулы примирения или чего-то, что могло бы поставить точку в двусторонних спорах по истории, предложено не было. Более того, в соцсетях Дуды постфактум было сказано, что в Луцке чествовали память «погибших поляков», а в соцсетях Зеленского — «жертв Волыни».

Вскоре дошло до очередного медийного скандала, который почти повторил майский скандал Ясины-Зварича. На этот раз речь уже шла о протестах фермеров. В одном из интервью тогдашний глава офиса международной политики канцелярии президента Польши Мартин Пшидач сказал, что «стоило бы, чтобы Украина начала ценить ту роль, которую для нее в течение последних месяцев играет Польша».

Опять-таки, именно это интервью вряд ли набрало бы общественную огласку, если бы на следующий день для разъяснений этих слов в МИД Украины не вызвали посла Польши. Того самого посла, Бартоша Чихоцкого, который был единственным послом страны ЕС, не покинувшим Украину перед 24 февраля 2022 года.

Мало того — вызов посла Польши в МИД произошел 1 августа — в день памяти Варшавского восстания 1944 года. В день, когда в Варшаве традиционно проходят массовые патриотические акции. Стоит ли говорить, как это повлияло на общественное мнение об Украине в Польше? И сколько было спекуляций в соцсетях о том, что Украина так «поздравила» варшавян с годовщиной…

Далее обоюдные публичные попытки «укусить» друг друга стали регулярными. С польской стороны это можно объяснить кампанией накануне выборов в Сейм. ПиС пыталась мобилизовать консервативно-националистический электорат, и им важно было показать, что польский интерес для них важнее, чем «украинский вопрос».

В целом польские политические элиты в предвыборный период проявили себя как европейцы — в худшем смысле этого слова. Когда британские, французские или немецкие политики используют тему войны в Украине в собственной внутренней политической борьбе — это хоть и цинично, но можно понять. Война от них далеко, и для их обществ это скорее абстракция из телевизора. Но когда представители польского политикума не смогли поставить вопрос войны и поддержки Украины над политическими разделениями, — это вызывает вопросы.

На риторическом уровне все (кроме разве что ультраправой «Конфедерации») признают экзистенциальную важность победы Украины для будущего Польши. Но когда доходит до конкретных дел, оказывается, что поддержку Украины в этой войне можно поставить «в длинную очередь» перед борьбой за ту или иную часть электората. Такое поведение стало заметным еще во время избирательной кампании и еще более очевидным — во время блокады границы, но об этом позже.

С украинской стороны… трудно объяснить некоторые действия отечественных чиновников. Скажем, зачем торговый представитель Украины Тарас Качка 18 сентября (в день, когда Украина подала в ВТО иск против Польши) опубликовал в Твиттере пост на польском: «Забочусь о вашем и нашем сельском хозяйстве»?

Такую отсылку к фразе «За нашу и вашу свободу» (которая появилась во время Ноябрьского восстания 1831 года) восприняли просто как пренебрежение к польской истории и попытку посмеяться над поляками. А уже на следующий день президент Зеленский с трибуны ООН чуть ли не обвинил Польшу в работе на РФ. Анджей Дуда отвечает не менее неуместным сравнением Украины с утопленником (помним о разгаре предвыборной кампании в Польше). Уже тогда можно было сказать, что от солидарности первых месяцев полномасштабной войны не осталось и следа.

Впоследствии очередной скандал вызвал польский Институт национальной памяти (ИНП), который в декабре заморозил расследование по делу акции «Висла» с абсурдным объяснением, что это была «превентивная» мера, не имевшая репрессивного характера. Вполне вероятно, что это «экстравагантное» (на самом деле скандальное и ни исторически, ни политически не оправданное) решение было попыткой нынешнего консервативного руководства ИНП громко «хлопнуть дверью» (а заодно и подыграть избирателям ПиС) на фоне слухов о намерении новой власти досрочно сменить руководство или даже ликвидировать ИНП.

И снова жертвой внутриполитических процессов в Польше стал польско-украинский диалог. Если раньше можно было утверждать, что при всех проблемах с Волынской трагедией вопрос акции «Висла» в двусторонних отношениях окончательно закрыт (ведь польский Сенат осудил ее как преступление коммунистического режима ПНР еще в 1990 году), то этим решением польский ИНП снова создал проблему — буквально на ровном месте.

Граница

Параллельно со всеми упомянутыми выше скандалами развивался зерновой кризис и протест перевозчиков. Блокада границы началась осенью, когда атмосфера в двусторонних отношениях и обоюдное доверие (как на политическом, так и на общественном уровне) уже были подорваны. К тому же в Польше происходил процесс транзита власти, на который многие украинские публицисты и наблюдатели возлагали особые надежды.

«Проевропейский» Дональд Туск, по их мнению, должен был занять жесткую позицию в отношении перевозчиков и быстро разблокировать границу. Этого не произошло. Блокада границы стала элементом внутриполитической борьбы в Польше.

ПиС пытается использовать ситуацию на границе, чтобы еще больше дестабилизировать ситуацию в стране и довести до выборов, а коалиционное правительство (с «Польской крестьянской партией» в составе) пытается получить благосклонность у соответствующего электората, который поддерживает требования протестующих. Разочарованное Украиной польское общество остается довольно пассивным, тем более, что фермеры и перевозчики отчасти правы, поэтому даже те, кто осуждает их методы, признают именно право на протест.

Украина защищает Польшу?

Последним и, казалось бы, железобетонным аргументом, который используют украинские публицисты и политики в этой теме, является то, что Украина ценой героической борьбы защищает Польшу от российского нашествия. И в этой ситуации блокирование границы просто аморально, независимо от каких-либо экономических интересов. Но, к сожалению, этот аргумент все меньше действует на польскую власть и общество.

Во-первых, есть осознание, что безопасность Польши сегодня в значительно большей степени зависит от единства и способности к обороне НАТО и западного мира в целом, чем от успешности обороны Украины.

Во-вторых, почти 40-миллионное общество не может сохранять в течение двух лет такой же энтузиазм и пыл в поддержке Украины, как в первые несколько месяцев полномасштабной войны. Длинная война требует стратегического и системного мышления, в том числе и в дипломатических отношениях с соседями.

Украинская же дипломатия является реакционной. Украинские чиновники реагируют на те или иные события постфактум, когда они уже произошли. Часто реагируют слишком эмоционально и неуместно, пытаясь не достичь компромисса, а гнуть свою линию без учета возможных последствий.

В то же время в ситуации с Польшей на протяжении последних двух лет вообще не учитывается специфика польской политической культуры, ожидания польского общества, чувствительные для этой страны темы. Создается впечатление, что в украинском МИДе и офисе президента польским направлением занимаются люди, которые либо откровенно не любят эту страну, либо никогда не были в Польше и ни разу не разговаривали с живым поляком. Именно отсутствие ощущения Польши в сочетании с отсутствием стратегии Украины в отношении Польши и привело к тому, что польское общество перестало быть чувствительным к украинской войне.

Кроме того, неэффективной оказалась тактика непризнания права протестующих на переговоры с украинской стороной. Украинские дипломаты если и появлялись в течение последних месяцев на границе, то только для общения с полицией или украинскими водителями, которые застряли в очередях.

Параллельно в Варшаве были попытки разговаривать с чиновниками. С самими протестующими переговоров не было, только намеки (или даже прямые обвинения) на то, что своими действиями они поддерживают РФ, и ожидания, что ситуацию уладит польское правительство или чиновники ЕС. Зато претензии протестующих (как перевозчиков, так и фермеров) непосредственно касались Украины.

Более того, протесты фермеров — это не узкая двусторонняя тема, а общеевропейский тренд. Поэтому хотят наши дипломаты или нет, а дело с фермерами придется иметь и искать с ними компромиссы. Иначе такие протесты будут сопровождать всю и без того нелегкую дорогу Украины к членству в ЕС.

Впрочем, нежелание общаться с протестующими свидетельствует еще об одном симптоме, характерном для украинского (постсоветского) стиля дипломатии, — он не признает общество стороной диалога.

Поэтому украинские дипломаты фактически не работают с обществами других стран. Отсюда и многочисленные проблемы с неудачными высказываниями, неспособностью найти приемлемую формулу примирения по историческим вопросам, неуместной символикой, в конце концов — с протестующими на границе. Далеко не все можно решить через власть, особенно в демократических странах, где любой политик каждый свой шаг делает только с учетом рейтингов.

Российский след

Есть ли во всей этой истории российский след? Очевидно и безусловно. Надо быть очень наивным человеком, чтобы считать, что россияне не воспользуются таким удобным поводом внести раздор между поляками и украинцами. Признаком российского вмешательства может выступать и горячая поддержка блокады откровенно антиукраинскими политическими группировками, но прежде всего о российском следе свидетельствуют скандальные события последних недель.

Акции с рассыпанием зерна на дорогах не имеют никакого практического смысла для самих протестующих, зато наносят невероятный вред восприятию Польши в Украине. Это откровенная провокация, цель которой далека от защиты прав польских фермеров. И вполне можно предполагать, что идея этой провокации появилась не в Польше.

Второй, еще более грубой в исполнении провокацией, стал тракторист с призывом к Путину «навести порядок» с Украиной, Брюсселем и польским правительством. Хорошо, что этим субъектом уже занялась польская прокуратура. Чем больше будет продолжаться блокада, тем больше может быть подобных провокаций.

Впрочем, понимая это, стоит избегать соблазна обвинять вообще всех протестующих в работе на РФ. Один из лидеров протеста — Михал Колодзейчак сначала был избран в Сейм от «Гражданской коалиции», а в декабре (уже когда блокада продолжалась) — стал заместителем министра сельского хозяйства Польши.

Поэтому, если мы будем обобщать, то быстро дойдем до того, что и Дональд Туск — агент РФ. А это точно дорога в никуда. Российское влияние существует, но оно не исключает самой проблемы, которую следует решать. Не будет проблемы — не будет и возможности для РФ устраивать очередные провокации.

Что дальше?

Прежде всего, надо потушить пламя. Прекратить блокаду. Предложение президента Зеленского провести встречу на высшем уровне непосредственно на границе могло бы стать неплохим шагом в этом направлении. Как и предложение премьера Туска признать КПП на границе критической инфраструктурой, что сделает невозможным на законодательном уровне проведение там акций протеста и блокад.

Впрочем, Туск отклонил предложение Зеленского, — и здесь стоит обратить внимание на аргументацию. «Украинская сторона также понимает, что лучше проводить эти переговоры на техническом уровне, чтобы правительственная встреча имела не символическую ценность — ведь нам не надо символизма в отношениях.

Весь мир видит, насколько мы решительно настроены помогать Украине, и нет необходимости в дальнейших ярких жестах солидарности». Что ж, еще после прохладного (по погоде и атмосфере) январского визита

Туска можно было заметить, а после этих слов можно с уверенностью утверждать, что романтический период в польско-украинских отношениях закончился даже на уровне политической риторики. Если украинская сторона это поймет и начнет трактовать отношения с Польшей с позиции прагматизма и договороспособности — это может пойти в плюс.

Но что однозначно удивило в словах Туска, так это предложенная дата правительственной встречи в Варшаве — 28 марта. То есть польский премьер предлагает, чтобы еще более месяца проблема блокады границы оставалась неурегулированной. И это во время полномасштабной войны.

В ответ на это заявление украинские чиновники решили… приехать на границу, сделать фото и заявить, что встреча не состоялась, потому что поляки не приехали. Для кого и зачем был сделан этот демарш, а главное, что он даст для решения проблемы, — вопросы, очевидно, риторические.

Украинской дипломатии надо повзрослеть. Прекратить попытки создавать шоу, прекратить играть в цинизм, прекратить попытки «заломить руки» партнерам (особенно партнерам, от которых в значительной степени зависят поставки оружия). Надо научиться мыслить стратегически, быть готовыми к диалогу и компромиссам, работать не только с элитами, но и с обществами.

Но главное — Украина должна сама ответить себе на вопрос: чего мы хотим от Польши? Как Украина видит польско-украинские отношения через пять, десять, двадцать лет? Какое стратегическое видение будущего Украина предлагает Польше? И от этого отталкиваться.

Предсказуемость — одна из основных черт, обязательных для налаживания успешного двустороннего партнерства. Без понятной стратегии очередные кризисы, приправленные недальновидными высказываниями политиков с обеих сторон, являются лишь делом времени.