Почему украинские частные компании не привлекают к возведению фортификаций. Одной из причин является бюрократия, а еще одной может быть элементарный страх.
Рассказывает военный инженер.
В последнее время много говорят о фортификации для обороны. В издании Texty.org.ua поговорили о них со специалистом — военным инженером, который, по его словам, «копает» на войне с 2022 года. Собеседник издания служит в Государственной специальной службе транспорта (ГССТ). Это военное формирование, которое подчиняется непосредственно Министерству обороны. Сейчас его главная задача — копать линии обороны. По его просьбе в издании не указывают его имя.
Не знали, как копать
Я начал заниматься укреплениями с июля 2022 года. Тогда мы, правда, выполняли эти работы по фортификации для сил обороны своего города и области. Сначала делали круговую оборону нашего города, потом круговую оборону всей области. Когда в ноябре 2022-го россияне бежали с правого берега Днепра, мы пошли вдоль реки по освобожденным территориям в сторону Херсона. И летом уже работали вокруг Херсона, создавая фортификацию.
Сейчас мы очень усиленно работаем на запорожском направлении. Когда это все начиналось в 2022-м, мы не имели никаких проектов укреплений, вообще ничего не имели по фортификациям.
Доходило до того, что когда надо было копать первые противотанковые рвы, то даже не могли найти какой-то прикладной информации об этом. Все, что находили, — советские так копали под Москвой во время Второй мировой войны или немцы копали так.
Не было никаких норм, ничего. Но когда в середине лета 2022 года нам поступили первые огневые сооружения — бетонные ДОТы, с ними прислали и проекты. Как оказалось, у нас эти проекты были с 2015-го, это была разработка специалистов при Министерстве обороны. Нам выдали всю ту документацию, сегодня этот проект еще доработан с учетом опыта военных действий последнего времени.
Когда все это началось, каждая община пыталась сама себя окопать. В 2022 году что-то окапывали при поддержке общин, сил обороны разных городов. Под это выделяли специальную технику: экскаваторы, самосвалы. Все это предоставляли военным.
Я начал заниматься укреплениями с июля 2022 года. Тогда мы, правда, выполняли эти работы по фортификации для сил обороны своего города и области. Сначала делали круговую оборону нашего города, потом круговую оборону всей области. Когда в ноябре 2022-го россияне бежали с правого берега Днепра, мы пошли вдоль реки по освобожденным территориям в сторону Херсона. И летом уже работали вокруг Херсона, создавая фортификацию.
Сейчас мы очень усиленно работаем на запорожском направлении. Когда это все начиналось в 2022-м, мы не имели никаких проектов укреплений, вообще ничего не имели по фортификациям.
Доходило до того, что когда надо было копать первые противотанковые рвы, то даже не могли найти какой-то прикладной информации об этом. Все, что находили, — советские так копали под Москвой во время Второй мировой войны или немцы копали так.
Не было никаких норм, ничего. Но когда в середине лета 2022 года нам поступили первые огневые сооружения — бетонные ДОТы, с ними прислали и проекты. Как оказалось, у нас эти проекты были с 2015-го, это была разработка специалистов при Министерстве обороны. Нам выдали всю ту документацию, сегодня этот проект еще доработан с учетом опыта военных действий последнего времени.
Когда все это началось, каждая община пыталась сама себя окопать. В 2022 году что-то окапывали при поддержке общин, сил обороны разных городов. Под это выделяли специальную технику: экскаваторы, самосвалы. Все это предоставляли военным.
— Я так понимаю, на передовой проблемно работать с техникой?
Да, конечно. Я уже говорил, что мы получили новую землеройную технику. На сегодня в этой технике ни одного целого стекла нет. Есть у нас и раненые, контуженные. Навариваем на технику дополнительную защиту, но риск остается. На таком расстоянии, на котором мы работаем, нас достают и FPV-дроны, любая полевая артиллерия.
Частные фирмы: россиянам копают, нам боятся
— А как это должно выглядеть в идеале?
Не знаю, как в идеале, но можно посмотреть, как это сейчас налажено у наших врагов. Когда россияне еще штурмовали Авдеевку, перед коксохимом там была железнодорожная насыпь. Вот пока они штурмовали эту насыпь, у них за спиной на расстоянии 8 километров фортификацию делала ростовская строительная фирма, которая строит у себя в области дороги.
То есть еще бои не закончились, а гражданские частные фирмы им уже строили защитные сооружения на случай, если у них ничего не получится и им надо будет откатиться. Как только они перешли через эту насыпь и вышли напрямую на коксохим, уже за насыпью их инженерные войска копали линию обороны. И расстояние до наших войск от их инженерных войск было всего 2 километра.
Вот так и у нас должно быть. Вслед за штурмовыми подразделениями должны идти инженерные войска, за ними должны идти мы и тоже копать фортификацию, а уже за нами должны идти гражданские компании и строить на большем расстоянии в более безопасных условиях и не так спешить, как мы.
— Есть ли у нас вообще практика привлечения частных компаний?
Я с таким не сталкивался. Было только в 2022 году, когда отдельные общины договаривались с частными компаниями и арендовали у них технику. Больше о каком-то участии частных строительных структур в возведении оборонительных сооружений я не слышал.
— Проблема в определенных бюрократических процедурах?
Ну да, конечно, им надо пройти тендер. Но не только это. Например, сразу после освобождения Херсона нам поставили задачу восстанавливать там хранилища. Я спрашивал у местных администраций: а почему, собственно, этим не заняться частным структурам?
На что мне ответили, что, во-первых, это тендеры (многие компании не хотят участвовать в государственном тендере, потому что это предполагает много работы с документами, для этого часто нужны специалисты, которых не хватает, а результат не гарантирован. — Ред), а во-вторых, просто не хотят частные структуры этим заниматься.
Или еще один пример: в 2022 году я делал вторую линию обороны достаточно далеко от противника — километров 15. У нас сломался экскаватор, который был еще на гарантии. Так вот сервисная служба отказалась ехать к нам его ремонтировать. Это более общая проблема.
Я знаю некоторые компании, производства, которые имеют возможность работать на оборонку, но боятся этим заниматься. Боятся, что кто-то сдаст их координаты, что по их производству прилетит. И такие случаи бывают.
— Вообще могут ли как-то фортификационные укрепления защитить от КАБов?
КАБы — страшная вещь. Особенно полуторатонные, против них ничего не помогает. Они разносят все. Очевидно, с КАБами надо бороться другими способами, не инженерными.
Все решает время
— Что сейчас еще стоит сделать для повышения нашей обороноспособности?
Стоило бы сейчас сделать ревизию всех тех оборонительных сооружений, которые были построены в последние годы, где надо их достроить, дооборудовать, укрепить деревом, сделать водоотводы, дренажи — это точно имело бы смысл. Если окоп выкопали в земле и он ничем не укреплен, то через три месяца он уже осыпается и перестает быть полноценным окопом.
— Есть ли смысл как-то реконструировать позиции, которые были вырыты в глубоком тылу, вокруг Киева, например?
Ну если нас время от времени пугают тем, что скоро очередное наступление из Беларуси, то что проще — провести ревизию и дооборудовать укрепления или строить новое?
— Есть ли смысл и хватает ли у нас способности сделать аналог «линии Суровикина», которая остановила наше наступление?
Сейчас сплошной линии как таковой нет, все копают ВОПы — взводные опорные пункты. То есть взвод занимает определенный участок фронта, это примерно полкилометра, где строятся определенные оборонительные сооружения: блиндажи, бойницы, если надо, капониры, потом идет разрыв, а дальше следующий опорный пункт. И так фронт закрывается. Конечно, такие вещи, как противотанковый ров, копаются сплошной линией, у него разрывов нет.
— А насколько сейчас реально и целесообразно строить нам такие многоуровневые оборонительные сооружения, которые, например, были на линии Мажино?
Я не знаю, потянем ли мы такое экономически. А даже если потянем, найдем на это много, очень много средств, то здесь мы упираемся в еще одну проблему — в сроки строительства таких сооружений. Мы сейчас находимся в том периоде, когда все решает время.
Есть реальные сроки даже для того, чтобы заготовить бетон, который, например, набирает 60% своей прочности 28 дней. Вот вы залили бетон в специальную форму, и он только через 28 дней наберет свою прочность, близкую к проектной. Поэтому, сколько бы ни было денег, как говорят у нас у строителей, работу не обманешь.
Главное — эффективный ремонт техники
Также журналисты поговорили с офицером Евгением К., который еще совсем недавно работал в инженерном подразделении
В свое время я работал в инженерном подразделении. У нас было два экскаватора, то есть техника действительно была. Все над ними очень тряслись — вдруг сломается один, или что-то прилетит — и работа станет, или будет идти гораздо медленнее, пока отремонтируют. Это действительно является проблемой.
Относительно того, кто ближе копает к линии соприкосновения — к сожалению, россияне копают ближе. Сам видел, как они копали километрах в четырех от линии. Что касается наших — ближе, чем на 8 километров, я не видел, чтобы подходили. Но этому есть вполне логичные объяснения.
Во-первых, у них преимущество в аэроразведке — в небе постоянно висит до десятка «Орланов». Короче говоря, они все видят. Во-вторых, у них преимущество в артиллерийских снарядах. И десяток снарядов на какой-нибудь трактор они точно не пожалеют. А у нас снарядов дефицит как всегда, и они это знают, что мы не будем тратить снаряды, чтобы завалить этот несчастный трактор. Они могут это себе позволить, а мы — нет.
Основной вопрос — чтобы был эффективный ремонт техники, были запчасти, и была налажена возможность быстро поменять сломанный тот же экскаватор на работающий. Сейчас реально люди боятся за технику, потому что потом новую неизвестно сколько ждать, как получать, как ее списывать. Поэтому и очень близко к врагу ее не отправляют. Техника сейчас очень ценится.
