От тюрьмы и от войны: как мобилизуют украинских заключенных

Тысячи преступников предпочитают перебраться из тюремных бараков в окопы на передовой. Рекрутеры наперегонки вербуют их в свои боевые бригады.

За месяц, прошедший с начала мобилизации осужденных, каждый девятый из около 27 тысяч заключенных украинских исправительных колоний досрочно вышел на свободу «для непосредственного участия в обороне страны». Правда, «свобода» — не совсем подходящее слово для этих трех тысяч мужчин: под конвоем Нацгвардии освобожденных сначала везут в ближайший военкомат подписывать контракт с ВСУ, а оттуда — на учебные полигоны. Там из вчерашних преступников будут ковать будущих штурмовиков, чтобы потом отправить на передовую — вероятно, до конца войны.

Долгожданная возможность для заключенных пойти на фронт

Многие из них с первых дней полномасштабного вторжения РФ в Украину просились на фронт — у тюремной администрации, департамента уголовных наказаний Минюста, депутатов и правозащитников. Однако ранее закон запрещал служить в армии осужденным к лишению свободы или даже к условному наказанию.

В исключительных случаях президент Украины Владимир Зеленский отдельными указами миловал заключенных ветеранов АТО — за 2022 год таких было 363 человека. Еще несколько сотен человек, чьи дела еще не успели рассмотреть суды, в первые месяцы после вторжения выпустили в казармы из следственных изоляторов. Но потом мобилизация заключенных остановилась.

«Тогда в России Пригожин (Евгений Пригожин, основатель частной военной компании «Вагнер». — Ред.) как раз начал вербовать по зонам рецидивистов в «Вагнер». Потом было их минобороны со «Штормом Z» (штурмовые отряды российской армии, которые тоже состоят преимущественно из заключенных. — Ред.) Мы чисто с моральной точки зрения не могли себе позволить делать что-то подобное», — объясняет DW глава парламентского комитета по вопросам правоохранительной деятельности Сергей Ионушас.

В конце мая 2024 года на залитом солнцем дворе одной из исправительных колоний Киевщины он вместе с другими разработчиками долгожданных изменений в военное и уголовное законодательство рассказывает журналистам о первых результатах мобилизации заключенных на фронт. «За две недели мы получили по всей стране 4564 заявления от осужденных. Это уже больше, чем мы в целом планировали», — признается заместитель министра юстиции Елена Высоцкая.

Мобилизации заключенных: армия не для каждого

Процесс рассмотрения ходатайств от заключенных занимает до недели, удовлетворяют в среднем два из пяти. Заключенных с увечьями, больных ВИЧ или туберкулезом отсеивают еще в медчасти колонии. Ее же администрация определяет, подпадает ли заключенный под новые условия досрочного освобождения.

Речь идет прежде всего о совершенном им уголовном проступке — после ожесточенных дебатов депутаты договорились не брать в армию осужденных за преступления против нацбезопасности, терроризм, умышленное убийство двух или более лиц или покушение на правоохранителя или военного, пьяное ДТП с летальным исходом, сексуальное насилие и особо тяжкие коррупционные правонарушения.

К тем, кто прошел первичный отбор, допускают кадровиков из отдельных бригад ВСУ. В разговорах с DW армейцы не раз подчеркивали принципиальное отличие таких встреч от мобилизации в российских тюрьмах: мол, мы не агитируем заключенных идти на войну, а рекрутируем сознательных добровольцев.

Подобрав себе место дальнейшей службы, осужденные проходят стандартную военно-врачебную комиссию. Пригодных в конце концов ждет местный суд, который и принимает решение о досрочном освобождении. Слушания обычно занимают считанные минуты, судьи ограничиваются несколькими вопросами к заключенному по видеосвязи или вообще рассматривают дело без него.

По состоянию на вторник, 18 июня, в судебном реестре обнародовано более 2800 постановлений о рассмотрении таких ходатайств, преимущественно положительных. Первое же дело 36-летнего харьковского маляра Александра Б. привлекает внимание иронией судьбы.

Осужденный за уклонение от мобилизации к трем годам лишения свободы, он обжаловал приговор в Верховном суде, но после месяца в Первомайской исправительной колонии №117, известной строгой дисциплиной и жестокостью охраны, сам попросился в армию. 20 мая он был досрочно освобожден судом и уже проходит подготовку в тренировочном центре.

Турне рекрутеров по колониям

«Очень много в нашей стране людей, которые должны были бы сидеть, но почему-то — на свободе. И много людей в тюрьме, которые должны были бы быть на свободе. Тюрьма представляет собой обычный среднестатистический срез украинского населения», — философствует командир второго штурмового батальона Третьей штурмовой бригады Дмитрий Кухарчук. Осенью 2021 года он и сам провел за решеткой три месяца по подозрению в избиении полицейского на политическом митинге.

В последний день весны 2024 года мы встречаемся под стенами одной из исправительных колоний в Черкасской области. Из белого внедорожника за 34-летним комбатом выскакивают бригадные психолог, видеооператор и боец, значительно старше других, манера общения которого выдает в нем знатока криминальной субкультуры и тюремной этики. Рекрутинговая группа рассчитывает завербовать несколько десятков заключенных, «мотающих» здесь обычно уже не первый срок.

«Мы, правда, поздно приехали. Но, знаете, Третью штурмовую вообще сначала не хотели включать в перечень бригад, которым можно набирать заключенных», — жалуется Кухарчук.

В беседке рядом с проходной колонии курят еще двое военных в простеньком затертом «пикселе». Кадровики 28-й механизированной бригады из Одесской области — тоже в рекрутинговом туре по колониям центральной Украины. И тоже отстают — потому что их так же не включили в перечень «бригад для заключенных».

«Кто-то там что-то напутал, и наших просто не пускают к заключенным. Говорят: вербуйте у себя на юге, — жалуется уже не молодой старлей Виктор Лях. — А где мне людей брать, если у нас на передке 15 человек километр траншеи держат?!»

Руководители этой колонии, похоже, тоже не в восторге от визита рекрутеров. После непродолжительного спора на проходной военных, в конце концов, ведут на встречу с потенциальными бойцами. Корреспондентов DW, несмотря на предварительную договоренность, в «зону» не пускают. «Поймите, мы ответственны за безопасность заключенных. Как россияне увидят, что здесь вербуют в ВСУ, так сразу «шахеды» прилетят», — оправдывается начальник колонии, беря обещание не упоминать ее полное название и местонахождение.

Вопрос мотивации заключенных

Рекрутеры возвращаются через несколько часов немного разочарованные. Виктор Лях сагитировал к себе 18 заключенных. Дмитрий Кухарчук отобрал из 40 добровольцев 17 человек.

«Если бы мы заходили первые, то набрали бы больше. Я считаю, что Третья штурмовая заслужила первоочередное право — потому что мы одно из немногих подразделений, которое знает, как работать с осужденными, понимает их психологию и мораль», — отмечает Кухарчук.

Морально-психологическое состояние, готовность к войне, мотивация будущего бойца важнее груза преступлений прошлого, уверяет комбат. «Люди, которых мы встречаем здесь в колониях, хотят, чтобы им не было стыдно когда-то смотреть в глаза своим детям. Хотят иметь возможность сказать: во время войны я не сидел в тюрьме, а защищал страну», — добавляет он.

Главарь черкасских футбольных ультрас Кухарчук стоял у истоков «Азова» — тогда еще праворадикального добробата — и политической партии «Национальный корпус». Общую для этих движений внутреннюю культуру боевого братства перенесли и в Третью штурмовую бригаду, считает комбат. Именно она способна быстро вытеснить криминальную мораль и перевоспитать даже профессиональных преступников, уверен Кухарчук.

Где будут служить бывшие заключенные — вместе с другими или в спецподразделениях?

Поэтому в Третьей штурмовой категорически отвергают одно из требований нового закона к организации службы бывших заключенных — что те должны нести ее в отдельных спецподразделениях. «Мы не будем делать никаких штрафных рот, это недопустимо. Наоборот, имеем успешный опыт распыления с мобилизованными. Пара человек на каждое отделение, пять-шесть на взвод — этого достаточно, чтобы пополнить наши ряды и безопасно интегрировать новобранцев», — считает Кухарчук.

Однако, например, в Пятой штурмовой бригаде планируют в течение нескольких следующих месяцев сформировать из бывших заключенных отдельный батальон на 600-800 человек. Возможно, даже со своими командирами из числа осужденных офицеров. «Крайне не хватает личного состава. И, учитывая новое законодательство, свежих мобилизованных из ТЦК придется еще подождать. Так мы хотя бы закроем дыру», — объясняет заместитель командира, представляющийся просто Владиславом.

В прошлом прокурор, он, однако, не склонен воспринимать новобранцев из числа заключенных как преступников, избегающих наказания. «Мы сотрудничаем с теми, кто мотивирован. Кто хочет выполнять свой долг», — убеждает Владислав. При этом он осознает: риск побега вчерашних заключенных из воинской части немалый, а ловить их будет некому. А потому обещает заслать будущий батальон на такой сложный участок фронта, откуда сам «на броневике еле выехал».

В Пятую штурмовую уже записался 23-летний киевлянин Виталий Я. — один из заключенных, которых руководство колонии привело на пресс-конференцию с авторами закона о мобилизации осужденных. Осенью 2020 года луцкая полиция задержала его с большим пакетом синтетических стимуляторов. Мужчина утверждал, что только пересылал по почте чужие посылки, но суд не учел раскаяние и новорожденную дочь и упек его за решетку на семь лет за сбыт особо крупной партии наркотиков.

«Я хотел на войну, еще когда суд шел, но сказали, что не возьмут. Вот, отсидел уже два года, но как только приняли закон, то написал заявление. Я понимаю: в армии придется служить до конца войны. Но мне кажется, там все же будет лучше, чем в тюрьме», — надеется Виталий в разговоре с DW.

Многие заключенные выжидают

21-летний студент-археолог из Черкасс Игорь Ц., тоже осужденный за распространение наркотиков, не спешит следовать примеру Виталия. «Есть определенные опасения, — признается он в разговоре с DW. — Хотелось бы больше понимать, на каких условиях и что будет дальше. Увидеть, что будет с первой волной мобилизации, а уже на этом опыте принимать решения». Правда, и срок у мужчины меньше — его поймали на мелкой торговле наркотиками и дали чуть больше трех лет. В колонии он работает на производстве «зубов дракона» — бетонных препятствий для линий обороны — и надеется таким образом заслужить право на досрочное освобождение уже через год.

Многие осужденные заняли подобную выжидательную позицию из-за довольно неопределенных условий будущей службы, делится с DW собранными отзывами глава правозащитной организации «Защита заключенных Украины» Олег Цвилый. Два года он лоббировал возможность для заключенных пойти в армию, но сейчас разочарован деталями закона, принятого, по его мнению, в спешке. «Заключенные в колонии — как пауки в банке. И в эти изолированные спецподразделения они, вполне вероятно, перетянут все свои конфликты, субкультурную иерархию и взаимную неприязнь», — прогнозирует правозащитник.

Криминальная субкультура в украинских тюрьмах

По словам Цвилого, криминальная субкультура так называемых «воров в законе» до сих пор занимает важное место внутри украинской пенитенциарной системы. В большинстве колоний она является основой самоуправления осужденных, существующей в шатком балансе с официальным режимом администрации. Ее неписаные правила — сформированные столетия назад «понятия» — содержат четкий запрет на службу в армии для «честных арестантов», то есть профессиональных преступников. Нарушение этого запрета частью криминального мира во время Второй мировой войны привело к кровавому конфликту внутри советского ГУЛАГа, известному как «сучья война».

Нынешняя агрессия РФ против Украины тоже привела к конфликту вокруг старых «понятий», рассказывает Цвилый. Толковать их в конкретной ситуации через так называемые письменные «прогоны» имеют право «воры в законе» — авторитетные представители организованной преступности. Один из таких «воров», Сергей Лысенко, известный как Лера Сумской, который последние годы проживает за границей, еще в начале полномасштабного вторжения призвал украинский криминалитет встать на защиту государства. «Он аргументировал это другой нормой — обязанностью «честного вора» ударить в ответ на нападение», — объясняет Олег Цвилый.

Впрочем, дальнейшее участие некоторых «воров в законе» в вербовке российских заключенных в ЧВК «Вагнер» и отряды «Шторм Z» резко раскритиковали другие криминальные авторитеты, сообщало специализированное информагентство Prime Crime, ссылаясь на распространенные внутри криминального мира «прогоны».

«Я вчера начальнику в «Белке» говорю: пусти меня к «вору» на 10 минут перетереть, я ему все растолкую, — рассказывает DW Дато, тот самый знаток криминальной этики из Третьей штурмовой. — Чтобы «прогон» сделал зекам за Украину воевать. Да где там…» После некоторого растолкования становится понятно: речь идет о Белоцерковской колонии №35, где отбывает наказание 32-летний гражданин Грузии Гиорги Киладзе, «вор в законе», известный как Гега Озургетский. Формально Гега — едва ли не самый авторитетный заключенный в Украине, и его письменное наставление могло бы повлиять на многих заключенных.

В феврале 2022 года под угрозой российского наступления руководство Менской колонии на Черниговщине отпустило на волю его и еще несколько десятков осужденных. Почти все они сразу же присоединились к отрядам теробороны, Киладзе же через несколько месяцев поймали на румынской границе и отдельно судят за побег.

Мобилизации осужденных сопротивляются не только криминальные авторитеты, но и руководство исправительных колоний, рассказывает Олег Цвилый. «Финансирование этих зон зависит от количества заключенных, к тому же многие из них работают на внутреннем производстве, которое приносит начальникам немалые прибыли», — говорит правозащитник. Он рассказывает жалобы заключенных на коррупцию: администрация якобы требует взятки за подачу ходатайств о досрочном освобождении, намекая на будущие высокие «боевые» за службу на передовой.

И все же авторы инициативы о мобилизации заключенных полны оптимизма. Министр юстиции Денис Малюська оценивает «мобилизационный потенциал» колоний в 20 тысяч мужчин и не исключает сокращения в будущем ограничений по совершенным преступлениям и даже расширения действия закона на осужденных женщин.